20 июля, 2017

Чехычайская подкова (статья из журнала "YOL", автор: Машкова Яна)

Когда я проснулась, стояла абсолютная, какая-то космическая тишина. Она, эта тишина, даже не звенела. Я давно отвыкла от такого всеобъемлющего отсутствия звуков. Даже тент палатки, который обычно шуршит от малейшего движения воздуха, был неподвижен. Несмотря на свет, мне показалось, что ночь еще не совсем закончилась. Часа четыре, решила я навскидку, только рассвело. Странно, но засыпать обратно совсем не хотелось. Я попробовала, но быстро поняла, что ощущаю себя отлично выспавшейся. В этом состоит одна из особенностей нахождения в горах – тебе необходимо раза в полтора меньше времени на сон, даже несмотря на то, что устаешь ты порой значительно больше, чем дома. Это наша третья ночевка на маршруте. Вчера мы, наконец, ступили на Главный Водораздельный хребет. Пресловутый ГВХ, о котором мы столько вспоминали, столько говорили, столько мечтали. Тринадцать лет назад, практически в том же самом составе – Эмиль, Андрей, Оля и я, молодыми и довольно неопытными, мы пытались пройти этот путь. Разница состояла в том, что мы поднимались на гребень со стороны Азербайджана и двигались по гребню с противоположной стороны, начиная от вершины Базардюзю. Тогда мы незапланированно спустились с маршрута спустя несколько дней, тому было несколько незначительных, как впоследствии стало казаться, причин. Это был очень сильный и интересный опыт для каждого из нас, и все эти годы мы мечтали вернуться. И завершить. 


Краткая географическая справка:
Главный водораздельный хребет (ГВХ) является частью Главного Кавказского хребта. Это осевая линия, которая делит Большой Кавказ на северную и южную части. Он простирается от Черного до Каспийского моря и является наиболее приподнятой линией Кавказских гор. Траекторию ГВХ легко можно проследить по карте. На Восточном Кавказе чётко по Главному Водораздельному хребту проходит граница Азербайджана и Дагестана. В середине прошлого века российский географ и известный исследователь Восточного Кавказа Генрих Анохин осуществил траверс хребта на территории Дагестана. Позже он описал этот маршрут в своей книге «Восточный Кавказ», резюмируя следующими словами: «Дуга ГВХ от Ихирского перевала до Курушского названа нами в сентябре 1952 года, когда мы впервые пошли на ее траверс, Чехычайской подковой. На ней расположено 6 седел сложнейших перевалов ГВХ Восточного Кавказа и 8 вершин высотой около 4000 метров и выше. Поистине «Президиум четырехтысячников на границе Азербайджана с Дагестаном». Нет никаких документальных подтверждений, что кто-то повторил после Анохина данный маршрут вплоть до лета 2017 года.


 


Сейчас мы идем как бы навстречу себе тогдашним, и поднялись на гребень не с азербайджанской, а с российской стороны, из дагестанского селения Куруш. Благодаря фестивалю Ярыдаг, который ежегодно проводится здесь для альпинистов, и его организатору Петру Леонову, мы смогли получить разрешение от российских пограничников на прохождение ГВХ, и это стало для нас огромным прорывом. Потому что все последние годы попасть сюда из Азербайджана – всё равно что слетать на Марс. У нас в запасе девять дней, чтобы пройти ту часть гребня, которая носит название «Чехычайская подкова». Этот маршрут действительно напоминает по форме подкову, если нанести его на карту. Он проходит полукругом по главному гребню, сквозь несколько выраженных вершин, а его начало и конец сходятся в долине реки Чехычай. Если мы справимся, наши послужные списки пополнятся вершинами Чолохчу, Муллардаг, Чарындаг, Рагдан, Несендаг и Базардюзю. Позавчера, простившись с базовым лагерем, мы начали подъем на перевал Ихир, своеобразные «ворота» нашего маршрута. Мы планировали, в полном соответствии с описаниями Генриха Анохина, взойти на вершину Чолохсу, уйти с нее в противоположную сторону на перевал Муллар, который уже непосредственно является частью Главного Водораздельного хребта. Но многое пошло не так.

 Во-первых, туман всю вторую половину дня лишал нас не только эстетического наслаждения от любования открывающимися сверху горными пейзажами, но и затруднял движение вверх – часто мы просто не видели, куда идём. Вершина Чолохсу теоретически была уже прямо перед нами, однако её плотно скрывала серая пелена. Каменистый гребень стал таким узким, что подошва широкого альпинистского ботинка в некоторых местах закрывала его полностью, мелкие камни из-под ног срывались вниз, почти не встречая препятствий. Я обожаю скальные гребни, это самый любимый мною вид горного рельефа. Однако тяжелый рюкзак порой превращает этот вид «развлечения» в мероприятие немного более серьезное. Во-первых, владение собственным телом, перенос веса с одной ноги на другую с объемным баулом на спине требует определенного навыка. Во-вторых, порыв ветра может заставить тебя покачнуться на тех участках, где требуется четкая и уверенная постановка ноги. Оля у нас железная, не говоря уже о мужчинах, Андрей и Саша – те вообще будто выросли здесь, а мы с Настей периодически чувствовали себя неуютно. На одном отрезке гребень и вовсе стал напоминать забор из острых скальных пальцев, тогда мы приспустились ниже и прошли, держась за него руками. 

Наконец, движение уперлось в предвершинные скалы Чолохсу, по которым нужно уже непосредственно лазать. Либо обходить, а пути обхода нам не очевидны. Ведь на гору мало подняться, важно еще уйти с неё на перевал, а скалы и туман полностью закрывают от нас панораму. Описания нет. Точнее, описание Анохина как-то не очень соответствует увиденному. Участок довольно неоднозначный, и нам странно, что в описании лаконично упоминается лишь о движении «по нелегким участкам “обдутого от пыли” предвершинного гребня». Кто-то даже высказал предположение, что Анохин не бывал здесь, а облетал это место на вертолете. Саша бросил рюкзак и ушел на разведку на вершину. Минута – и мы его уже не видим, туман становится все более густым. Время – половина шестого вечера. В ожидании новостей мы медленно замерзаем. Одним словом, в этот день мы вернулись немножко назад, нашли пологое место, и встали на ночевку. Мы пребывали в недоумении. После увиденного воочию, пробираться сквозь вершину не хотелось. Со всех доступных точек обзора взгляд натыкался на крутые сбросы. Разумных вариантов виделось два – возвращаться обратно несолоно хлебавши, либо сильно сбрасывать высоту по боковому склону Чолохсу, чтобы в соответствии со старой поговоркой «умно» обойти гору и карабкаться на перевал с обратной стороны. Оба варианта нас, мягко говоря, не устраивали. Не для того мы набрали полторы тысячи метров высоты за два дня, чтобы сбросить её при первых же трудностях. То и дело вспоминались скептические взгляды российских пограничников. Когда мы, перед началом подъема на перевал Ихир, отмечались на погранзаставе и отчитывались о программе похода, пограничник удивленно приподнял бровь и спросил: «А сможете?» Наши мужчины хмыкнули и приосанились, а я, откровенно говоря, слегка задумалась. Ведь мы-то не знали, куда идём, а они – знали. Как знать, может, эти пограничники своим весёлым сомнением внесли небольшой градус в степень нашей заряженности на успех? 

Утром мы действительно обошли Чолохсу по осыпным склонам, потеряв намного меньше высоты, чем страшились. Все скальные сбросы остались выше, наш путь хоть и не был простым и комфортным, зато был, по крайней мере, проходим. Туман так и висел вокруг огромными клочьями, воздушные потоки бесконечно гоняли его из России в Азербайджан и обратно. Духи гор играют в волейбол, подумалось мне. К обеду мы уже отдыхали под снегами перевала Муллар, на чудесной зеленой поляне рядом с рекой. Райское место для бивуака, где мы могли так уютно переночевать прошлой ночью, если бы залезли на Чолохсу без особых препятствий. Вчера до сумерек мы успели подняться на перевал, оттуда буквально за час-другой подошли к Муллардагу – вершине, которой не хватило всего полторы сотни метров, чтоб именоваться четырехтысячником. Под ногами приветливо заскрипел первый снежок, знаменующий прибытие на Главный Водораздельный хребет, наконец-то! Спустя два дня движения с рассвета до заката мы только-только подошли к настоящему началу нашего пути. И сегодня мы ночуем на самом высоком гребне Восточного Кавказа, высота здесь больше трех с половиной тысяч. Может быть, поэтому мне и не спится? Аклиматизация уже вовсю ощущается в каждом из нас головной болью, отсутствием аппетита, слабостью и тошнотой, сильной одышкой. Но если говорить откровенно – разве это такая уж высокая плата за то, чтоб испытать здешнюю неистовую горную бесконечность? Чтобы увидеть, как угасает на закате солнышко, освещая радугой пегие купола горных вершин? Почувствовать себя крохотной частью всего этого... 

Справа от нас гребень плавно спускается в Азербайджан, слева простираются зеленые склоны Дагестана, а мы – над. Над серыми отрогами, которые причудливыми языками вливаются в русла рек. Над бурными мутными реками, вертлявой змейкой убегающими в долину. Над яркими широкими пастбищами, на которых в хорошую погоду видны рыжие пятна бараньих отар. И когда над этими пастбищами опускаются пушистые, как сладкая вата, плотные облака, мы – над облаками. Посреди этого необъятного, непостижимого простора. Мы почти наравне с огромным Ерыдагом, километровые вертикальные стены которого часто кажутся разноцветными, будто вбирают в себя про запас все солнечные лучи. 

А стоящий напротив Шалбуздаг, кажущийся в сравнении таким маленьким, похож на замок из сказок про драконов-отшельников. Когда отступает туман, а это происходит не так уж и часто, Шалбуздаг каждый раз открывается нам новым. Это удивительное ощущение. Сегодня у нас ответственный день. Хотя в этом походе простых дней у нас, похоже, не будет. Перед нами – Чарындаг, 4084 метра. Эта гора, с которой мы 13 лет назад ушли вниз, домой, тем самым прекратив поход на середине. С места нашей ночевки Чарын весь как на ладони, со всеми отрогами и ледниками. Вчера мы долго изучали пути подхода и дискутировали на тему оптимального. Чарындаг – тоже часть ГВХ, но ближе к вершине гребень все более истончается, превращается в изломанные скальные выбросы, которые с нашей точки не просматриваются на предмет проходимости. Под Чарыном – большой цирк, наполненный льдом. 

 Побродив вдоль реки, мы натолкнулись на несколько новых для нас водопадов. Два на притоках и один достаточно большой водопад на основной реке. 
Если спуститься в него и обойти по дуге слева, то можно подняться по кромке ледника. Это большой крюк, с сильным сбросом и набором высоты, но этот путь выглядит самым однозначным и самым безопасным. Саша настаивал на движении по гребню, Эмиль склонялся к тому, чтобы обойти, Оля рассматривала карту, готовила ужин и не торопилась с выводами, Андрей фотографировал, Настя отдыхала. А я.... По большому счету мне было непринципиально, с какой стороны лезть на Чарын. Хотелось уверенно себя чувствовать. Хотелось хорошей погоды. Хотелось скинуть рюкзак на вершине Чарындага и выдохнуть с облегчением, потому что путь после Чарына нам уже знаком, и поэтому не пугает неизвестностью. А вот продираться самым коротким путем по гребню, не имея представления, куда мы можем вляпаться, мне хотелось не очень. Трудно сказать, выиграли мы или проиграли от того, что прошли в обход. Как впоследствии сказала Оля – «в горах нет единого правильного пути». Есть тот, который мы выбираем. В данном случае он оказался далеко не простым. Восхождение заняло часов пять по времени – а по ощущениям раза в три дольше, и его можно было классифицировать второй альпинистской категорией. Спускаться в цирк начали по льду, припорошенному снегом – самый скользкий и коварный вид рельефа. Тем не менее, это был интересный день. Мы карабкались по ненадежной сыпухе буквально на четвереньках. Мы поднимались по снегу, проваливаясь в него так, что не могли выбраться без посторонней помощи. Мы вырубали ступени на тонком льду. Порывы холодного ветра и шумные переливы бурной реки сопровождали нас до самого верха. 

Временами река резво ныряла с высоких валунов, неожиданно превращаясь в маленький живописный водопад и окатывая нас мириадами ледяных брызг. На вершине мы оказались обессиленными. Ветер сбивал с ног – несмотря на тяжелый, затратный по силам подъем, я ни разу не сняла не только куртку, но даже капюшон. Поэтому оставаться долго на вершине нам не хотелось, удовольствие от такого сидения было сомнительное. Альпинисткой записки от предыдущих восходителей я не нашла, сколько не копалась в руинах каменной пирамидки. Открывшийся взору Рагдан взирал на нас как на равных, ведь мы сейчас на одной с ним высоте. Но чтобы туда добраться, придется сбросить немного меньше тысячи вертикальных метров и набрать их снова. Это завтра, а сегодняшние приключения еще не окончились. Гребень на спуске с Чарындага представлял собой черную разрушенную скальную гряду, которая потребовала от нас настоящего лазания. Двигались плотной группой, чтобы не бросать друг на друга камни. Я разорвала штаны, лямки рюкзака цеплялись за каждый выступ, устойчивых позиций не находилось до тех пор, пока мы, примерно через час, не ступили на более-менее твердую землю, где верхушка хребта вновь стала относительно широкой. Этот день порадовал не только памятным восхождением на Чарындаг, но и тем, что был единственным, когда мы двигались в условиях отличной видимости. 

На следующий день всю первую половину дня лил дождь. Лил сплошной стеной, как из открытого крана, поэтому на Рагдан мы забежали с такой скоростью, которой от себя совершенно не ожидали. Девятьсот метров высоты мы набрали часа за два. На самом верху к ливню прибавился ветер, насквозь пронизывающий холодом наши мокрые до костей усталые туши. Хотя и усталости как таковой мы не ощущали, нам было просто не до неё. Серое марево закрыло Рагдан так плотно, что мы не всегда видели даже друг друга, что уж говорить о прочем мире. В этом мареве мы и заблудились на спуске, как слепые котята. Думали, что спускаемся по «своему» гребню, а он внезапно стал выполаживаться вширь и превращаться в отвесный жесткий снежник. Дрожащие от холода, от мокрой одежды, липнущей к телу, от продолжающегося ливня, по колено в снегу, мы старались не отходить далеко друг от друга, потому что сразу растворялись в тумане. Потом пришлось траверсировать крутой снежный склон, ни конца, ни края которого мы не видели. Не видели даже, куда будем падать, если оступимся. И когда стали возникать в молоке серые пятна сыпухи – наш вернувшийся гребень – дождь быстро пошел на убыль. Через час небо очистилось, туман отступил, мы увидели совсем близко от себя зеленые холмы дагестанских долин. Этот сочный яркий цвет, после нескольких «бело-серых» дней на высоте, такой, казалось, близкий, заставил нас ощутить укол счастья и веры в нашу победу. Победа стала реальной – вот же он, Базардюзю, сверкает снегами всего в каких-то двух днях пути. 

Стояла только середина дня, но мы разбили лагерь. Разбили его, как в лучших домах, с видом на чудесную долину и стены Ярыдага – роскошная панорама, кто еще такой похвастает? Хотелось, как минимум, высохнуть, высушить рюкзак и вещи. Умные люди, коими были, например, Оля и Настя, пакуют вещи в рюкзак, укладывая их в полиэтиленовые пакеты. Предполагалось, что мой рюкзак непромокаем, но даже при этом у него был чехол от дождя, который я натянула на рюкзак при первых же каплях. И сейчас в моем рюкзаке сухим оказался только стакан. Потому что он был железный. Весь остаток дня, под уходящим солнцем я сушила спальник, рюкзак и шмотьё, кутаясь в одежду, которую любезно отдали мне девочки. Лагерь напоминал поселение выживших после кораблекрушения – мокрое снаряжение лежало и висело на палатках, камнях, траве, повсюду. Не помню, когда еще я столь же капитально промокала в горах. Под конец дня облака полностью открыли Рагдан, похожий на осьминога с массой снежно-белых щупалец. Замечательная, интересная вершина, которую мы проскочили так молниеносно, что даже не ощутили радости восхождения. В прошлый раз мы нашли наверху ржавую консервную банку, о которой упоминал Анохин в своей книге. Это было удивительно – нежданно набрести на такой вот фантом.... Банка была искорежена молнией, и, вопреки нашим желаниям, мы тогда решили оставить её на вершине, всё-таки – история! Сегодня мы не нашли на Рагдане ничего, даже крохотной записки. А ведь я мечтала снова отыскать ту банку и заставить Олю сфотографироваться в той же позе, что и тринадцать лет назад. 

Тонкая нить ГВХ сбегала с Рагдана, проходила мимо нашего лагеря, и неслась дальше к Нессендагу. Мы отправимся туда завтра. Нессендаг имеет репутацию горы-обманки. Всё потому что на ГВХ в районе Нессендага расположено множество небольших пупырей. Они не сильно возвышаются над гребнем, потому что гребень в этой части проходит довольно высоко, без серьезных понижений. И найти ту самую вершину, которая на карте обозначена как Нессендаг, довольно сложно. Все, кто бывал здесь, при упоминании этой горы закатывают глаза и рассказывают, как долго им пришлось ходить мимо мнимых Нессендагов в поисках настоящего. Но всё это – условности, которые лично для нас были непринципиальны, и мы сразу решили, что вершину искать не станем, все равно на нашем пути встретятся два-три похожих пупыря. Найдем удобный склон для спуска на перевал и сиганем вниз. И даже при таком раскладе погуляли мы там знатно. Во-первых, гребень был довольно крут, большую часть пути мы двигались по острию скальных пальцев и шагали по раскуроченным сланцевым ступеням. Поэтому скорость нашего движения была, прямо скажем, несерьезной. Кстати говоря, эти сланцевые ступени сами по себе очень живописны. Аспидно-черного цвета плиты, сложенные фантазеркой-природой из крошечных кирпичиков, с прозрачными прожилками горного хрусталя. Весь поход все мы соревновались, у кого окажется самый красивый и самый чистый хрустальный обломок. Пока выигрывал Эмиль, но мы с девочками не оставляли надежды заткнуть его за пояс. С места нашей ночевки до вершины Нессендага было отмеряно по карте чуть больше четырех километров. Мы шли их почти весь день. Туман как опустился с самого утра, так весь день окутывал нас уже привычной до зубовного скрежета мутной попоной. Из той недели, что мы покоряем Главный Водораздельный хребет, вряд ли суммарно соберется один световой день, когда мы могли от души смотреть по сторонам и наслаждаться нерушимым величием горных пейзажей. Грустно представить, сколько мы пропустили, но и пережитого на нашу долю осталось вдоволь. Хуже всех в этом плане пришлось, конечно, фотографу – Эмилю. 

Хождение по гребню близ Нессендага показалось нескончаемым. А еще совсем неинтересным. Шуршащий под подошвами сланец, туман, туман, туман... Спуск на перевал Вахчаг с одного из Нессендагских пупырей мы начали в полнейшем «молоке». И вроде бы потеряться негде, перевал такое место, которое сложно не заметить. Но Вахчаг – особенный. Во-первых, он очень широкий, неспроста его название переводится как «штаны». Во-вторых, в его седловине расположено невероятно живописное горное озеро. Для нас Вахчаг – это почти дом, в хорошую погоду мы бы увидели буквально под своими ногами селение Куруш, ключевое место «Чехычайской подковы», старт и финиш нашего похода. Но сейчас мы бродим как слепые котята по склонам и снежникам перевала, споря о гипотетическом нахождении озёр. Мы даже почти ссоримся от усталости и раздражения... 

И вдруг... туман отступает, открывая нашим остолбенелым взорам огромное темно-бирюзовое окно. Невероятного, нереального цвета озеро лежит у наших ног, так близко, что казалось кощунственным не почувствовать его в тумане. Я ждала встречи с ним, но я не представляла, что оно такое большое и такое...неожиданное. Можно только посмеяться над нашими мечтами искупаться, когда окажемся на Вахчаге. Воздух здесь звенел от холода, как будто состоял из крохотных частичек льда. Вода в озере была такой температуры, что руки немедленно багровели и начинали болеть. Особенность здешнего рельефа состояла в том, что озеро практически не видело солнечного света, его со всех сторон окружали горы. Огромные снежные языки по-змеиному обвивают бирюзовую воду и сползают к ней со склонов. Базардюзю нависает над Вахчагом громадным куполом, наша последняя и самая высокая гора. До нее – девятьсот вертикальных метров. 

Вахчаг был единственным местом в географии нашего похода, откуда мы могли бы незапланированно уйти вниз. И мы часто говорили об этом «между нами девочками» перед сном, когда было холодно, тяжело, мокро, когда мы сомневались, что уложимся в срок, когда желание отдохнуть, искупаться, обнять кого-то оставшегося внизу, прищучивало слишком уж сильно, бывали такие редкие минуты. Но как же хорошо, что у нас так и не возникло повода нажать эту аварийную кнопку. Сейчас мы можем уйти, но мы не уйдем. Я очень давно не была в больших горах. И я даже не понимала, насколько соскучилась по ним. И, наверное, хорошо, что не понимала, потому что сейчас странно представить, что можно было просто жить, заниматься повседневными делами, работать, встречаться с друзьями, воспитывать детей. Нигде ты не чувствуешь себя настолько реальным. Нигде больше не думается о себе и о жизни так хорошо, как на склоне горы под тяжелым рюкзаком. Дыхание в такт шагам, мысли в такт дыханию, музыка в наушниках в унисон мыслям. Да, и музыка больше нигде не ложится на душу так проникновенно, так всеобъемлюще. И пускай, как оказалось, я не могу спать на высоте четырех тысяч, ворочаюсь часами в ожидании рассвета. Пускай отношусь с опаской к снежным склонам большой крутизны. Пускай ботинок натер мне пятку до крови и набил палец. Мы вернемся домой, и все пройдет, заживет, восстановится. Мы отдохнем, вольемся в привычный ритм, и по ночам, лежа в своей уютной домашней кровати, я стану восстанавливать в памяти млечный путь, до самой отдаленной звезды отраженный трафаретом в горном озере невероятного, нереального цвета... 

И мне снова захочется пережить это, как многое, испытанное когда-то в горах. К вечеру того дня, что мы ночевали на Вахчаге, холод достиг своего апогея. Едва успев перекусить, я нырнула в палатку, и еще долго не снимала пуховик, укутав ноги спальником. Девочки обнимали теплый чайник, чтобы согреть руки. Холодоустойчивый Андрей таскал нам бутерброды. Мне предстояла очередная бессонная ночь, возможно, последняя на высоте. Полдень следующего, восьмого дня похода мы встретили на вершине Базардюзю. Восхождение заняло ровно столько времени, сколько планировалось – четыре с половиной часа. Это первый раз за неделю, когда мы более-менее уложились в намеченные сроки. Если бы всё шло по плану с самого начала, то на Вахчаге мы задержались бы еще на сутки по просьбе Эмиля – он очень хотел поснимать оттуда пейзажи азербайджанских и дагестанских долин. Но времени на расслабленную дневку уже не оставалось. И сегодня, если мы и дальше двинемся хорошим темпом, может быть удастся спуститься до перевала Куруш, а то и до самого базового лагеря?

Хорошая видимость сопровождала нас все утро, мы легко и даже весело преодолели подъем – сказывалась аклиматизация и несколько десятков пройденных километров гребня за спиной. Но к обеду небо снова закрылось, и на вершину мы попали при нулевой видимости. Здесь впервые за последние дни ожила рация – мы услышали лагерь. Это была односторонняя связь, но мы все равно обрадовались этим голосам как родным. Вершиной Базардюзю закончилась самая трудная часть нашей прогулки. Так мы, наивные, думали. Вроде бы оставалось лишь спуститься на перевал, а оттуда в долину – да, длительный, с огромным сбросом высоты, но все равно только спуск по знакомому гребню. Ни один день, прожитый здесь, не прошел для нас гладко – чтобы по плану, по расписанию, без неожиданностей. Не стал исключением и этот, последний. 

Траектория движения с вершины в сторону перевала Куруш здорово напоминала синусоиду – ни дать, ни взять американские горки. Несколько раз, сверяясь с картой, мы были уверены, что уж теперь-то начнется нормальный уверенный спуск. Дважды гребень взлетал на пупыри, и нам приходилось снова карабкаться вверх, причем один из этих пупырей обозначен как восточная вершина Базардюзю, а другой – не обозначен на карте вообще. Карта в этом районе здорово нам врала. Гребень в реальности оказался намного острее, чем ожидалось. Некоторые участки были погребены под снежными наддувами, и нам пришлось их обойти. Самый большой, трудный и опасный обход, по ледово-снежному полю, в тумане, занял у нас не меньше двух часов. Признаюсь, мне было страшно там до дрожи в коленках. Мы траверсировали довольно крутой ледовый склон, обильно покрытый снегом, в тумане мы почти не видели друг друга и не видели конца этому полю. Настя вышла чуть вперед, спустилась ниже и поскользнулась на льду. Ей повезло съехать на островок сыпухи, но несколько остро-неприятных минут мы успели пережить. У подножья восточной вершины мы вернулись на гребень, преодолев по вырубленным ступеням широкий ледниковый язык, и долго еще лезли по острым разрушающимся под ногами скалам гребня, которым, казалось, не будет конца. Мы встретили толику экшна там, где уже считали себя практически дома. Периодически в тумане открывались гигантские окна и далеко внизу возникали необъятные и очень живописные ледники Тихицар и Муркар. Полцарства за твердую землю, то и дело крутилось в моей голове. Рюкзак цеплял скалы, когда я переваливалась через очередной камень. 

Каменная мелочевка из-под ног с грохотом срывалась куда-то в сторону Азербайджана, отдаваясь долгим эхом. Сумерки начали настигать, когда мы не спустились даже до трех тысяч. Не таким мы представляли себе сегодняшний день. Склоны вокруг стали уже пологими, а гребень широким и ровным, но нам пока не удалось добраться до зелени и воды. Зато желтые стены Ярыдага открылись в полном великолепии, совсем близко, как и родной сердцу Шахдаг в окружении изумрудных яйлагов. Во всем блеске закатного солнца Базар-Юрт, Туфандаг, даже плоское вершинное плато Гызылгая манило и волновало неизбывной красотой и неистовством воспоминаний... Базардюзю, только что покинутый нами, переливался льдами совсем близко. Есть на свете множество гор, все они суровы, величественны и притягательны. Многие из них мне даже посчастливилось увидеть собственными глазами. Есть горы красивее и выше, чем наши азербайджанские. Но родней наших на свете гор нет. Родней и притягательней лично для меня. 

Этот закат никто из нас никогда не забудет. Невесомые пушистые облака, до этого момента плотным полотном закрывающие от нас долину с северо-запада, вздыбились и окрасились всеми возможными оттенками розового, желтого, кровавого. Уходящее солнце угадывалось за стеной облаков слабым закатным сиянием, оно освещало бездонную голубизну чистого высокого неба, и из всего этого разноцветного калейдоскопа магической башней вырос Шалбуздаг. Долгое время мы не могли отвести глаз и пошевелиться. Сердце у меня в груди гулко и громко бухало, справляясь с потрясением. Базардюзю, ты изрядно нас помучил сегодня, но спасибо тебе за этот волшебный миг! Подходящего места для ночевки не нашлось, и мы приняли непростое решение надеть фонари и спускаться до упора, пока не найдем воду или пока будем в состоянии двигаться. Вечер обещал быть непривычно теплым и тихим, на высоте мы успели отвыкнуть от такого. В девять вечера, после четырнадцати часов почти непрерывного движения, мы в темноте установили палатки, так и не найдя приличной поляны. Для чая топили грязный снежник, но усталость была такой всеобъемлющей, что ни пить, ни есть не хотелось совсем. Я заставила себя проглотить два кусочка сыра, чтобы хоть как-то пополнить внутренние запасы. 

Перевал Куруш угадывался прямо под нами, но до него на следующее утро пришлось спускаться еще целую тысячу метров по высоте. Мы не сразу определили траекторию спуска и чуть было не спустились на территорию Азербайджана, чего делать было категорически нельзя. Из стоящего на перевале зеленого домика пограничного пункта вышли несколько человек и внимательно наблюдали за нашим движением. Позже мы узнали, что пограничники, обеспокоенные нашим отсутствием, приходили в базовый лагерь расспрашивать о группе. Туристы, неделю гуляющие по самой границе двух стран – неслабая головная боль пограничной службы. Честь им и хвала, что, несмотря на это, они разрешили нам осуществить желаемое! И вот перед счастливыми взорами людей, успешно окончивших интересный маршрут, открылась наполненная цветами долина, прозрачная вода, бегущая с перевала по мелким камушкам, трава по колено, а главное – запахи! Не сравнимый ни с чем аромат упоительного горного лета... Зима кончилась, Базардюзю остался далеко и высоко позади, Рагдан с Чарындагом и вовсе пропали с горизонта, только мелькала, то и дело прячась за холмами, серая змейка ГВХ. И казалось невероятным, что совсем недавно все эти горы были отнюдь не частью живописного пейзажа, а нашей сбывшейся реальностью, шестьюдесятью отмерянных нашими шагами километров. Как же долго каждый из нас будет собирать в себе заново по крупицам все пережитое, сколько слов будет сказано и рассказано об этих днях, сколь сильное желание сюда вернуться будет мучить нас долгое время по возвращении. Но пока мы ничего этого не знаем. Мы просто идем по сухой грунтовой тропе вниз, в деревню, мечтая о горячих кутабах и пенистой ванне. Отсюда уже отлично просматривается и деревня, и голубая крыша домика в базовом лагере. И даже машина, которая ждет нас, чтобы отвезти домой. А горы стояли и будут стоять еще невообразимое количество веков. Не заметив ни появления нашего, ни ухода. Пройдет ли кто-нибудь нашими следами, как мы сами прошли по пути Генриха Анохина спустя 65 лет после него? Я хотела бы узнать об этом...


Популярные статьи

Чёрный треугольник в Хызы


Постоянные читатели